О доступности текстов современной западной и идеалистической отечественной философии в 1950-е годы
Блистательная Пиама Павловна Гайденко скончалась в прошлом году 2 июля, т.е. полгода назад, а в 2019 году Институт философии РАН, где она работала, к её 85-летию опубликовал книгу «Пиама Павловна Гайденко». Вступительную статью «Краткий очерк научной и научно-организационной деятельности» (с. 6-52) написала вдова Арсения Владимировича Гулыги (1921-1996) доктор философских наук Искра Степановна Андреева (1925-2017), которую я знал по работе в ИНИОН АН СССР. Статья дельная, но следует уточнить следующее утверждение (с. 9):
«Русская религиозно-философская мысль в то время была табуирована, ее носители были высланы из страны, погибали в ГУЛАГе либо подвергались репрессиям и принуждались к молчанию. Их работы находились «под арестом» в спецхранах. Диалектический материализм – единственно доступная «научная вершина философской мысли» – был обращен к «земному» миру и ограничен постулатами о «материальном единстве мира», о классах и классовой борьбе как «движущей силе истории», в которой человек «каплею льется с массами», а для морали достаточно считать нравственным то, что «служит делу коммунизма». Любая мысль о мире ином либо об ином понимании мира здешнего гасилась в зародыше, обращение к отечественной традиции возбранялось. Новейший зарубежный опыт философской антропологии и онтологии долгое время также оставался скрытым на полках спецхрана«.
Расставленные акценты уводят от понимания политической и духовной ситуации в СССР. Я моложе Искры Степановны на 13 лет, и я стал интересоваться философией с сентября 1950 года, когда проштудировал работу Иосифа Виссарионовича Сталина »Марксизм и проблемы языкознания«. Затем с 1955 года, когда поступил в МГУ на физический факультет, то в библиотеке нового здания на Ленинских горах (на 20-м или 22-м этаже?) читал в открытом доступе нацистскую многотомную энциклопедию, а на этажах общежития у студентов из ФРГ брал выписываемые ими журналы и газеты и был в курсе интеллектуальной жизни Запада. С 3-го курса получил право брать книги в абонементе Библиотеки МГУ на Моховой и приносил в свою комнату комплекты дореволюционных журналов, в том числе »Вопросы философии и психологии«, »Русская мысль« и т.п.). Судя по формулярам, ими никто до меня не интересовался!
В студенческие годы проходил практику в Обнинске на атомной станции, и там в читальном зале на столах лежали свежие философские журналы из Англии, США и ФРГ, а также современная западная философская литература (часть изданий ныне в моей библиотеке). На выставке США в Сокольниках в 1959 году я позаимствовал со стендов сочинения Фрейда, Витгенштейна и др. западных мыслителей, и никто, кроме меня, ими не интересовался. А в букинистических магазинах в те же 1950-е годы лежали задешево невостребованными книги Ницше, Михайловского, Бердяева и пр. Факт — не было тогда интереса в обществе к »идеалистической« философии!!!
Не КГБ, не цензоры, не диаматчики загоняли в спецхраны западную и отечественную »идеалистическую« литературу, а никому она не была нужна. Когда поступил в аспирантуру Института философии АН СССР, то первым делом порылся на полках довольно богатой институтской библиотеки и обнаружил в ней много книг Бердяева, Флоренского, Булгакова, Франка и др., некоторые неразрезанные, в том числе том Федорова »Философия общего дела«. О какой цензуре говорит Андреева?
Да, был спецхран, я легко получил доступ как аспирант. Изучил каталог. Не было в каталоге западных философов, ни Хайдеггера, ни Ясперса, ни даже Беньямина, а были издания советологов и белых эмигрантов. Алексей Фёдорович Лосев, у которого я секретарствовал, попросил меня законспектировать книгу нацистского идеолога Альфреда Розенберга »Миф ХХ века« — нет проблем. И Гитлера читать не было проблем.
Время изменилось — и постепенно пробудился интерес к »идеалистической« литературе, а уж её у нас в ИНИОНе в 1970-е гг. было вагон и маленькая тележка, я отксерил и переплёл сотни томов отксеренных страниц, это сокровище моего философского собрания.