Панлог как Ковчег: мысли писателя Михаила Кильдяшова о прозрениях скульптора Дмитрия Цаплина
Век Дмитрия Цаплина
художник в вихрях Русского космоса
Михаил КильдяшовВек Дмитрия Цаплина
художник в вихрях Русского космоса
В Саратове, на малой родине скульптора, при поддержке Правительства Саратовской области вышла книга Евгения Новикова "Скульптор Д.Ф. Цаплин: "Я делал своё искусство для моего народа"".
В архивах, библиотеках и музеях по крупицам автор собирал материалы о великом скульпторе и его произведениях, в Саратове и в области находил места, связанные с жизнью Дмитрия Филипповича, встречался с теми, кто ещё помнит своего знаменитого земляка.
И вот перед нами на страницах книги — крестьянский мальчик, который в родной избе вырезает из бумаги невиданных зверей, а вот он уже — мастер на все руки: и кузнец, и столяр, и плотник. А потом — рядовой Цаплин на фронтах Первой мировой, и вдруг чудесное преображение, удар небес — Дмитрий Цаплин становится великим ваятелем...
Искусство проясняет многое, помогает осознать то, что через иные сферы жизни недоступно, находит выражение для, казалось бы, невыразимого. В представлении потомков каждая эпоха будет такой, какую литературу и музыку она породит, какую архитектуру и живопись создаст, какие спектакли и фильмы срежиссирует. Но при этом важно уберечься от излишней хрестоматийности, которая может замылить глаз, привести к банальным выводам. Часто картина того или иного времени более ясно предстает в нетипичной эстетике, в произведениях тех, кто теперь, может быть, не на слуху, кого предстоит вернуть в искусствоведческую орбиту, чтобы возродить идеи и смыслы, не нашедшие в прошлом художественного преемства.
Так, скульптор Дмитрий Цаплин, набравший творческую силу к двадцатым годам прошлого века, не вписывается в устоявшиеся представления о советской эстетике. Если кто-то и знаком сегодня с его наследием, то, как правило, поверхностно и усечённо. Одни называют его анималистом, другие — портретистом, упоминая в контексте имён других современников. Но чтобы понять уникальность Цаплина, нужно осознать его творческие ориентиры. В цаплинских работах мы не почувствуем античного влияния. Скульптора влекли Месопотамия и Египет. Изваянные им музыканты напоминают изображения фараонов, а животные — статую быка Шеду. И даже голова Фавна больше похожа на золотую маску Тутанхамона.
Античность в понимании Цаплина — культура. В культуре искусство уже обособляется от культа, философии, быта, отрывается от действительности, порождая "вторую реальность". Египет и Междуречье — цивилизации. В цивилизациях всё едино, искусство есть сама реальность, оно во всём, и всё в нём. Скульптор, идущий по пути цивилизации, в каждой своей работе — и мыслитель, и жрец, и строитель империи. Скульптура становится и ритуальным танцем, и эпосом, и философским трактатом, отчего каждое изваяние не только отображает мир, но и преобразует его. В культуре же искусство начинает замыкаться на самом себе.
( Collapse )Нам предстоит цивилизационная борьба за Интернет, превращение его из средства разрушения в средство созидания, в сферу созидания. И это — не только упорядочение информационных потоков, но и осмысление Интернета как органопроекции человека. По мысли Павла Флоренского, всякое изобретение, механизм, орудие труда — будь то лопата, микроскоп или автомобиль — становится продолжением человеческого тела, его функциональным усовершенствованием. Всё это делает человека более зорким, быстрым, сильным. Ещё в тридцатые годы Флоренский предрекал, что в будущем люди создадут нечто подобное электрической или нейронной сети, которая позволит им объять весь мир, увеличить скорость коммуникации, направить зрение и слух в любую точку мира. С помощью такого изобретения человек бесконечно расширит историческую память, сохранит каждую книгу, фотографию, древний свиток, и знание не будет подвержено энтропии.
Но ноосфера, в чём бы она себя ни являла, всегда онтологически нейтральна: она не ставит вопросов, кто именно выйдет в Космос или в Интернет, что он вынесет туда и что оставит там. Эти вопросы возникают в пневматосфере, определённой всё тем же Флоренским как "существование особой части вещества, вовлеченного в круговорот культуры или, точнее, круговорот духа".
Ноосфера — безграничное пространство, подобное водам Всемирного потопа. Пневматосфера — Ковчег, его строители и насельники. Куда ж нам плыть? Что взять с собой: золото, хлеб или Евангелие? Ведь Ковчег — это не только корабль, но и сокровищница для сокровенного, ларец для святынь.
Увидим ли мы Того, Кто идёт по воде? Возопим ли, маловерные, когда начнётся буря? Какую птицу мы отпустим в полёт с Ковчега: ворона, коршуна или голубя? Что принесёт эта птица: ветвь оливы или бесплодной смоковницы? А, может быть, терновый венец?..
Вопросов много. Впереди — горизонт. А пока Сын плотника протягивает тебе топор. Помогай строить Ковчег!
